– Как тут не завидовать. Он недавно себе самолет купил.

– Любимая клюшка?

– Не говори так про мою сестру. Она красивая.

– А я думаю, куда эта дура пропала, давно было не видно.

– Ну почему, если девушка влюбилась, то сразу дура?

– А разве не так? Или она по расчету? Будто я Машку не знаю.

– Сам ты придурок.

– Ты все жалеешь, что я не подкатил к нашей бабуле?

– Поздно, нужен ты ей больно, у нее уже есть кумир.

– Ты про сценариста или про психолога? – Продолжал обнимать Тому юноша.

– На самом деле, мне кажется, она на Тихона просто залипла.

– Малышка, так кажется или на самом деле?

– Цыц. Прошлый раз, когда он пришел, она же так и не вышла, застеснялась, челюсть не могли найти. Ну то есть ее нашли, но позже, в саду, хозяйская собачка зарыла косточку, а собака нашего садовника откопала. Он, правда, не сразу понял, кого это по частям разобрали в доме. Был в шоке. Там потом весь дом был в шоке, садовник заговорил. Он же молчал тридцать лет, после пропажи жены. История очень темная, поговаривали, что это он ее порешил из ревности и где-то в саду похоронил. Полиция рыскала, но ничего не нашла.

– Тридцать? Я не знал.

– Я тоже не знала, мне мать рассказала. Садовник испугался, что собака кость его жены откопала, но дело было старое, так что дальше никто копать не стал.

– А чего же он молчал? Как он это объяснил?

– Раньше, говорит, все нормально было.

– Ничего себе нормально. Мама дорогая, киллер в доме.

– Не только. – Ударила со всего маху по столу ножом Тома.

– Фу, зачем ты это сделала. – Перестал ее лапать Тим.

– Был один таракан, а стало два. Я его казнила.

– В этом доме кругом киллеры.

– Я и не знала, что ты такой неженка.

– Ненавижу насекомых. Так ты идешь кофе старухе варить? Два звонка было.

– Да, пошли, и тебя угощу. – Смыла Тома в раковину насекомое.

– Правильно, надо смывать все следы и улики. И не забудь стереть отпечатки пальцев с ножа.

– Ну ты и придурок. Детективов начитался?

– Разве тебя никогда не тянуло на преступления?

– Нет, и так работы много.

– А у меня была шальная мысль украсть Твигса, чтобы потом получить выкуп.

– С ума сошел?

– А что? Это же так легко.

– Идиот.

– Только не говорим мне, что ты первая меня сдашь.

– Не я, но ты же не умеешь держать язык за зубами.

– Женщинам нельзя ничего рассказывать.

– Да ты же сам первый все разболтаешь.

– Не разболтаю.

– Ты уже разболтал.

– Я же только тебе.

– А я что, не женщина? Как я могла полюбить такого идиота?

Иногда не так важно, с кем ты проснулась, главное – проснулась

Ты был ловушкой для такой лани, как я. Ты поймал меня, как браконьер, хотя охота на таких редких существ, как я, была запрещена. Ты пленил меня, как паук бабочку. Твоя сладкая речь окутала меня, как паутина, и когда я уже не могла и шагу ступить без них, ты присосался ко мне и впрыснул любовный яд. А все потому, что наскучили достоинства – и я влюбилась в твои недостатки.

Сколько бы я ни пыталась тебя достать, мне тебя все равно недоставало. Мы пили друг друга, словно у нас вселенская жажда, вина было так много, что утром я тоже чувствовала себя виновной, глядя в его коварные глаза. Не было смысла открывать шторы, достаточно посмотреть в эти глаза. Утром они были просто бездной.

– Сколько мы вчера выпили?

– Я не знаю, по какой шкале считать. От любви до ненависти?

– Я так не считаю.

– А как ты считаешь?

– Раз, два. – Проводила она взглядом пустые бутылки шампанского, которые стояли под столом. – Утром твои глаза чудовищно синие.

– Это все шампанское, – сказал он. – Пузырьки меня возвышают. – Смачно отрыгнул он, и ему стало неудобно за свое откровение. – Извини, я недостоин тебя.

– Я знаю, но хватит себя винить. Хочется чего-нибудь невинного. Есть что-то более нейтральное?

– Томатный сок, если ты об этом.

– Томатный было бы неплохо.

Глядя на недопитое вино в бокале, я почувствовала себя еще более виновной. Я не могла на него смотреть, внутри меня закипал вулкан, который я постаралась затушить томатным соком. Белое – красным. Потом глаза меня закрыли, и я снова уснула.

Я, как обнаженная кость, валялась на кровати, обглоданная любовью. Рядом пусто. Внутри у меня тоже прекрасная пустота. Нет, не пустота, это голод. Один голод был утолен, а другой разгорался.

– Ты где? В ду́ше?

– Нет, в душе́, в твоей душе́.

– Там колонка, не обожгись.

– Уже.

– Как там тебе?

– Как в раю, разница с моей колоссальная.

– Ты сказал – сальная?

– Колоссальная.

– Я услышала только сальная.

– Да, да, моя слишком засалена отношениями, компромиссами, бытом. Слишком многим я позволил там справить нужду. Твоя же, напротив, чиста и свободна. В ней я чувствую себя человеком. Будто из своей коммуналки я вдруг оказался в прекрасном дворце. Хочется остаться здесь жить, я даже согласен слугой. Только здесь я понимаю, насколько глубоко ты меня пустила, что кроме твоего красивого лица, твоего взгляда, от которого я скатываюсь по нежной коже твоей длинной шеи к твоим плечам и к груди, кроме легкой походки в бесконечности твоих ног я обнаружил доброе сердце, именно оно гонит по артериям кислород, которым ты делишься со мной, которым я дышу. Ты мое дыхание.

Иногда хочется всех убить (Фортуна и тетя Надя)

Сегодня Фортуна договорилась зайти к тете Наде в гости. После занятий она так и сделала. Тетя встретила ее по обыкновению тепло, с чаем и пирожными. Она сразу отвела ее на кухню и засуетилась, расставляя чашки и вопросы:

– Голодная небось?

– Есть немного.

– У меня, кроме пирожных, ничего нет.

– А что еще нужно?

– Горячее. Суп там или котлеты. Ничего такого. Ты уж извини.

– Да ладно тебе, я не такая уж голодная. К чаю только чашки. – Начала она нарезать колбасу и сыр.

– Расскажи, как вы погуляли вчера с Антоном?

– В театр ходили.

– А потом?

– Потом ко мне.

– Ты уже мужиков домой водишь? Я тебе не для этого ключи давала.

– А для чего?

– Но точно не для того, чтобы ты открывала новых мужиков. Ну что же ты замолчала, наливай уже, раз открыла.

– У меня колбаса во рту.

– Очень эротично. Ешь, ешь, она полезная.

– Ты уверена?

– Конечно, полторы